Стать супругом Смерти.

– Не единственным, кстати сказать! Знаете, сколько их до меня уже было и сколько будет?

Один. Всегда один. Единственный. Вечный, как круговорот. Умирающий и возрождающийся. И единственный, сумевший шагнуть из круга.

И вот тут мне действительно стало страшновато. Не настолько, чтобы схватиться за голову и завопить от ужаса – но в глазах все поплыло, сердце застыло, а холодная струйка пота побежала-таки по спине. Нам же читали космогонию. Миф о вечном триединстве Любви, Жизни и Смерти. Богиня-жизнь убивает своего возлюбленного, ибо тот, кто рожден на свет, не может не умереть, и становится богиней-смертью. Оплакивая же его, она становится богиней-любовью – и силой своей любви воскрешает умершего для новой жизни, этой богиней-жизнью становясь – и снова умерщвляя его. И так – без конца. В детстве я слышал сказку о трех сестрах, которые не могли поделить одного возлюбленного, Финиста – он приходил к младшей, но старшая умертвила его из зависти и только самоотверженность средней спасла ему жизнь. В Колледже эту сказку нам расшифровывали, как один из древнейших мифов, повествующих о триединстве жизни, смерти и любви – но никто не думал, что один из слушателей однажды окажется главным действующим лицом этой легенды. В супругов Смерти не зря не верили и считали их существование не более, чем сказкой или мифом – супруги Смерти и есть часть мифологии. Супруг Смерти и должен быть смертным, чтобы умереть в свой черед – и через некоторое время возродиться, пусть и в другом теле.

И так было всегда. С начала мира. С самого первого человека, полюбившего жизнь – и умершего от этой любви. И кто сказал, что это – неправильно?

Я. Бывший простой провинциальный некромант, а ныне рядовой инквизитор Згаш Груви, давший богине то, о чем молчит миф – ребенка. И трижды отказавшийся умирать, когда пришел его черед.

Нарушивший равновесие, сегодня оно будет восстановлено.

– Я не понимаю.

Тот, кто рожден, должен умереть! Так было, так будет. Вечному круговороту не обойтись без смерти, ибо в самой смерти скрыто рождение жизни.

– Что тут происходит? – прошептал испуганно Брашко. – Мне может кто-нибудь объяснить…

– Сам ничего не понимаю, – огрызнулся в ответ.

На самом деле я все понимал, и смутная догадка переросла в твердую уверенность, когда вперед выступили два пса Ругевита.

– Згаш!

Не узнать голоса жены я не мог. Страх и страсть звучали в нем.

Несколько секунд чудовищные звери стояли неподвижно, напряженные, грозные и прекрасные. А потом, повинуясь неслышной команде, сорвались с места и устремились вперед.

И как-то сразу стало ясно, что сейчас произойдет.

Закричала женщина. Долгим, отчаянным криком, прижимая к себе ребенка. Развернулась и бросилась бежать к лесу, напрямик, ничего не видя перед собой от страха. Лич и ведьмак встали плечом к плечу, подняли оружие. Грозная сила.

Вот только псы Ругевита не спешили вступать в схватку. Промчавшись плечом к плечу, они в самый последний момент вильнули в стороны, обходя своих противников по дуге. Секунда, другая – и между женщиной, ребенком и двумя пастями не осталось ничего.

Но мгновением раньше, до того, как разум осознал и принял решение, тело среагировало само. Я сообразил, что пришпорил коня, заставляя его сорваться в галоп, когда он уже летел вдогонку за чудовищными тварями. На скаку привстал на стременах, рывком выбросил вперед почти парализованную правую руку. Чтобы остановить сердце, нужно лишь шевельнуть кистью, сделать одно плавное и сильное движение.

И я его сделал. Не колеблясь, не думая и не рассуждая, каким-то образом заставив непослушные пальцы совершить нужный пасс. И осознал, что сделал, лишь когда один из псов вдруг споткнулся и покатился по земле. Перевернулся раза три и затих светло-серой тушей.

Казалось, застыло все вокруг. Бегущие люди остановились. Всадники сдержали коней. Оставшись один, уцелевший пес бросил преследование и завыл, поднимая морду в небо.

– Убивший пса Ругевита сам становится псом Ругевита! – прозвучал голос моей жены.

Труп чудовищного зверя распростерся на примятой траве, которая на глазах покрывалась инеем. Иней проступал и на шерсти мертвого зверя, и на его разинутой пасти, и на выпученных глазах. Его становилось все больше и больше, уже через пару минут над трупом вырос настоящий сугроб и похолодало так сильно, словно вернулась зима.

Почему-то я не мог отвести взгляда от этого холмика. И в памяти кружились снежинки. Слышался хруст снега под лапами, собственное тяжкое дыхание вырывалось из груди. Упругое сильное тело летело вперед сквозь ветер и холод. Равнина стлалась под лапы. Могущество. Сила, Власть. Служение. То, ради чего рожден. То, к чему шел неосознанно все эти годы.

– Убивший пса Ругевита сам становится псом Ругевита! – гремело в ушах.

Псом Ругевита. Стражем мира. Охотником и защитником. Силой, с которой не могут не считаться. Где-то когда-то были легенды, и кого-то ведь называли «псами Ругевита» еще пару столетий назад. Был какой-то рыцарский орден…

…это они, те, кто когда-то называли себя «псами Ругевита», пришли на эту землю. Это они были теми врагами, которые заставили листвов отступить в самую глушь болот. Это защиты от них просили жители исчезнувшего городка, от которого осталось только отражение в водах озера. Обитель, в которой отшельники молились именно Ругевиту, не зря появилась в этих лесах – она была заставой, первым и последним стражем. Все изменилось, прошли века. Рыцари, именовавшие себя псами Ругевита, канули в прошлое. Кажется, они предали своего покровителя, связавшись с иными богами из иных миров, и погибли. И вот Ругевит здесь, пришел на зов пра Михаря, как когда-то приходил на зов «псов-рыцарей». И ему нужен новый пес. Ибо нельзя просто так выступить против бога и не заплатить за это…

Своей человечностью.

– Нет.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Да.

– Ты совершаешь ошибку.

- Нет. Я сделал свой выбор.

– Ты остаешься, – это, скорее, не вопрос, а утверждение.

– Да, – горло словно одеревенело, звук получился хриплым, резким.

– Я могу тебя заставить.

– Попробуй.

Равнодушно поднял взгляд на древнего бога. После всего, что случилось за этот день, вряд ли что-то могло меня всерьез напугать или удивить. Тяжелый взгляд – глаза в глаза – бог и человек. Взгляд зовущий, манящий, приказывающий – и упрямый до одури.

– Шучу, ты должен сам…

Естественно, сам! Пес всегда сам подходит к человеку, признавая его своим хозяином. Но мне все так надоело, что я не тронулся с места, оставшись сидеть в седле и рассматривая правую руку, как неживой отдельный от меня предмет. Я хочу остаться человеком, и сейчас меня больше интересовала моя рука. Интересно, останется эта легкая припухлость и красота навсегда? А ранка на ладони – как скоро она перестанет кровоточить? Могущество. Сила, Власть… Не они занимали меня в этот момент. Как ни странно, но опасность остаться калекой волновала намного сильнее.

И Ругевит, кажется, понял мои мысли.

– Итак… ты решил?

– Нет.

Осторожно разобрал поводья, чтобы править конем одной рукой. Пусть даже без правой руки, но я хочу остаться человеком.

– Опять не вышло, – Ругевит был достаточно древним и сильным богом, чтобы признать своё поражение. - Жаль, из тебя мог бы получиться…

– Нет, – на сей раз голос не подвел. – Из меня уже получилось…

Как говорится, «что выросло, то выросло!»

Ругевит медленно кивнул.

– Что ж, ещё увидимся!

Еще медленнее, словно надеялся, что я передумаю, развернул коня и скрылся в чаще Пес следовал за ним. Прежде, чем раствориться в зарослях вслед за хозяином, он бросил на меня через плечо вопросительный взгляд. И, клянусь, но в собачьих глазах читался вопрос: «Ну, брат, ты идешь или нет?»

В какой-то момент мне захотелось сорваться с места, бросить все, забыть прежнюю жизнь и кинуться вдогонку. Я сдержался, хотя видят боги, чего мне это стоило. Мелькнула и пропала мысль, что надо было откупиться, возможно, даже предложить вместо себя кого-то другого, но кого? Не Брашко, вырванного у Змея? И не пра Михаря. А над остальными людьми у меня не было власти.